Хозяин Амура [СИ] - Дмитрий Хван

Из оставшихся на заставе девяти бойцов Волков отправил отдыхать пятерых, остальные заняли места на наблюдательных пунктах стен и башни. Иван, щурясь от яркого солнечного света, поднялся на стену, чтобы обойти её по периметру. Ясный летний воздух звенел тишиной, и никакой посторонний звук не нарушал её. Лёгкий ветерок мягко обдувал лицо Волкова, который, расстегнув ворот льняной рубашки, стоял на северной, обращённой к лесу стене. Благодаря этому ветру на заставе не было той надоедливой мошки, что донимала людей, начиная с середины июня.

— Товащ лейтенант, думаешь, они измыслили дурное? — проговорил Гаврила, один из молодых стрелков, из поморов. — Говорить же желают, нехристи! — находясь рядом с офицером, он внимательно оглядывал лесную опушку, где недавно скрылись его товарищи.

— Гаврила, бережёного Бог бережёт, — мягко сказал офицер. — Смотри за лесом.

— А ежели кто по преслону шабарчить учнёт? На конях выезжать, али палить нараз? — не унимался молодец.

— А если кто по опушке будет ходить, то подъедешь со мной на убойное расстояние полёта стрелы, — терпеливо пояснил Иван. — Посмотрим, кто там, а действовать по обстановке будем.

Поморец пусть и любил почесать языком, в деле же был весьма справен и ловок, а с винтовкой упражнялся получше многих. Когда же в Сунгарийск придут первые винтовки с оптикой ангарского производства, первый из пограничников, кто её получит, будет именно Гаврила. Волков знал, что парень не подведёт. Похлопав его по плечу, Иван прошёл дальше. Осмотрев остальные посты наблюдения, начальник заставы задержался на башне, где находились двое — Юнсок и единственный из первоангарцев Владислав Геннадьевич Карев, мужик пятидесяти двух лет, который был артиллеристом заставы. А на башенке стояло скорострельное сорокамиллиметровое гладкоствольное орудие. Сам передовой наблюдательный пост не представлял собой Бог весть какое укрепление, являясь однако весьма крепким орешком для туземцев или небольшого отряда маньчжур. На решение более серьёзных задач, чем оповещение Сунгарийска об угрозе нападения с последующей ретирадой в случае явной угрозы захвата заставы, наблюдательный пост в устье Мудань-ула не был рассчитан. Кстати, к августу из Албазина должен придти паробот — небольшое судёнышко, вооружённое двумя картечницами с возможностью весельного или машинного хода, способное принять на своём борту два десятка человек с грузом. Пока же под нависавшим над рекой скальным выступом, на котором стояла застава, на воде покачивались три большие лодки.

До самого вечера шестеро пограничников, ушедших ещё ранним утром в конный объезд, не дали о себе знать. Дело принимало скверный оборот. Начальник отряда в любом случае должен был оповестить заставу об изменении маршрута, прислав одного из бойцов или лояльного местного жителя с запиской. Этого не произошло, что говорило о серьёзности происходящего. Миша, радист заставы сумел, наконец, связаться с радистом канонерки «Солон», доложив ему о времени ухода кораблей маньчжур и об общей ситуации на посту. Перед тем, как окончательно стемнело, начальник заставы, оставив старшим Владислава, решил выйти в конный рейд по ближнему маршруту. Вечернее солнце медленно клонилось к горизонту, окрашивая тайгу в золотистый цвет. Было душно, спасительный ветерок куда-то пропал и замолкли ещё совсем недавно шумно шуршащие в траве кузнечики. Внимательно поглядывая по сторонам, трое всадников неспешно двигались по направлению к сопкам, держась открытого пространства.

— Дошшь будет! — авторитетно заявил Гаврила, держа руку на кобуре. — Вишь, всё небо обложило, — указал он на быстро темнеющий небесный свод.

— Логично, — согласился Иван. — Духота ведь, да и птицы…

Он не успел договорить, когда знойную тишину внезапно разорвал шумный треск далёкого выстрела, а за ним тут же последовал и второй, и третий. Мгновение и, переглянувшись, трое сунгарийцев бросились вперёд, на звук выстрела. Кони послушно наддавали ходу.

* * *

Сунгарийский лес дышал жизнью — беззаботно пересвистывались птахи, где-то трещал невидимый глазу дятел, в густой траве кишела своя жизнь. Солнечный свет проникая сквозь кроны деревьев, играл бликами в душном, словно густой кисель, воздухе. Вдруг раздался сухой щелчок ветки. Стройная косуля, не переставая жевать, испуганно подняла голову и осмотрелась, поводя ушками. Большие и выразительные глаза грациозного животного напряжённо оглядывали кусты и деревья. Верно, где-то притаился хищник! Ещё один щелчок заставил косулю немедленно покинуть залитую светом лужайку. Несколько больших прыжков, и она скрылась в ближних кустах. Ветки ещё покачивались, когда на плотный травяной ковёр поляны ступил мягкий сапог рыжей кожи. Оглядевшись, невысокий, коренастый мужчина с ухоженной бородой замер и стал слушать лес, цепко держа в жилистых руках винтовку. Спустя несколько мгновений он продолжил свой путь, а за ним из-за деревьев вышло ещё двое человек. Похожие друг на друга, как две капли воды, молодые амурцы, тихо переговариваясь на своём языке, следовали за Фролом.

— А ну, цыц! — зашипел вдруг на них старший. — Расщебетались, яко бабы в базарный день! Ишь!

Братья разом замолкли, сконфузившись. Иван и Агей, дауры-погодки, уже второй год служили в сунгарийском войске. Они оба обучались в албазинской школе, а потом отправились в Сунгарийск, в полк охранения. После полугода караульной службы, их приметили, за смекалку и усердие переведя в пограничники. Первые три месяца они прослужили в Наунском городке, а недавно их прислали на самый южный пост, что стоял на берегу Сунгари близ устья Мудань-улы. За это время они успели креститься в православную веру, получив новые имена. Они весьма гордились этим фактом, который заметно поднимал их авторитет в глазах воеводы. Так сыновья захолустного князца со среднего течения Буреи стали полноценными солдатами великого князя Сокола, получив свои первые капральские нарукавные нашивки.

— От послал Ваня, так послал! — пробурчал еле слышно Семёнов, поглядывая по сторонам. — Нет бы Гаврила пошёл, али Михайла…

Раздвинув упругие ветки густого кустарника, трое сунгарийцев вышли на опушку леса. Перед их глазами расстилалось холмистое пространство, кое-где покрытое островками редколесья. Высокая трава тянулась до самой Лысухи, куда и шли пограничники. Оставалось спуститься с возвышенности, на склоне которой кончился густой лес, резко перешедший в полустепь.

— Эй, браты, не отставать! Глядеть в оба! — какое-то время спустя Семёнов вдруг осёкся на полуслове, превратившись в недвижную статую. Несколько мгновений он вглядывался в землю перед собой, после чего решительным шагом направился вперёд. Фрол напряжённо и внимательно посмотрел по сторонам, будто ожидая скорого появления неприятеля, а после двинулся вперёд. Дауры всё поняли, когда сами подошли поближе. Земля, что лежала ниже стоявших на возвышении сунгарийцев, была испещрена конскими копытами. Широкая, в три десятка метров полоса вытоптанной травы уходила на северо-восток, по направлению к главной крепости ангарцев на этой земле — Сунгарийску. Вскоре пограничники принялись осматривать землю.

— Маньчжуры ещё вчера прошли, — проговорил Агей, кивнув на конские экскременты.

— Старшина, а следов обоза нет! — воскликнул чуть позже Иван, обследуя местность.

— Верно, капрал, — согласился Фрол. — Однако отряд крупный — тысячи полторы самое малое, а то и больше. Обоз нужон им.

Теперь Семёнову надо было отправить гонца на заставу, чтобы Мишаня сообщил сунгарийскому воеводе об обходном манёвре врага.

— Иван! — позвал одного из братьев старшина. — Дуй, что есть сил на заставу, надо о сём весть лейтенанту передать. А мы с Агеем смотреть будем — обоз, верно, будет иттить. Тогда и Агейка до заставы побежит.

— Есть, старшина! — даур, сняв винтовку с плеча и взяв её в руки, словно весло на берестянке, побежал обратным маршрутом.

Стараясь не сбить дыхание, Иван бежал по мягкому, пружинящему мху, густой траве, каменистым россыпям, перепрыгивая через многочисленные ручьи. Мимо него проносились деревья, хватали за рукава ветви кустов, мошкара лезла в лицо. И эта духота была невыносима! Но Иван продолжал бежать вперёд, несмотря на то, что едкий пот заливал глаза, грудь будто жгло железом, а в боку предательски кололо. Тем временем небо стремительно темнело и лес погружался в сумрак. Когда до заставы оставалось ещё четверть пути, даур почувствовал, что ему снова нужен привал. Впереди уже показалась примеченная им ранее лужайка, на которой лежала поваленная сосна, покрытая зелёным покрывалом мха. Перед ней он и остановился. Согнувшись чуть ли не пополам, одной рукой он опёрся о влажный мох, покрывавший упавшее дерево, рукавом же другой вытирал лоб. Внезапно краем глаза даур заметил неслышное движение среди тёмного ряда сосен, окаймлявших поляну. Один силуэт, второй, третий! Враги?! Уже здесь и так близко? Он понял, что, возможно, его преследуют уже давно, а сейчас самое время для того, чтобы взять его в полон. Не подавая вида, пограничник потянулся было к приставленной к сосне винтовке, но на полпути изменив движение руки, он расстегнул кобуру и положил ладонь на рукоять револьвера.